ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Монах — в дзукин, в кэса и коромо, с четками.
Прихожанин — в нагабакама, с коротким мечом.

Монах. Перед вами — настоятель храма. Только я собрался к одному прихожанину, где для меня всегда готова утренняя трапеза, как вдруг получил приглашение от другого. Что тут было делать? Пришлось к нему пойти, и вот только сейчас я возвращаюсь оттуда. А там, у первого, где я каждое утро бываю, наверное, ждут меня не дождутся. Придется туда сходить, хоть сутры почитать. К тому же в этом доме для меня всегда припасены десять мон  подаяния. А этим пренебрегать грешно. Ну что же, пойду потихоньку. А ведь вправду говорят: не живи как хочется, а живи как небо велит. Так и у меня. Что бы им догадаться —одному утром пригласить и накормить, а другому—вечером. А то получается или пусто, или слишком густо. Ну, я и пришел. Можно войти?
Прихожанин. Кто там?
Монах. Это я.
Прихожанин. А, отец-настоятель! Наконец-то пожаловали. Я вас все утро ждал.
Монах. Вы уж извините. Я ведь свое время знаю и совсем было собрался к вам, а тут пришел с приглашением один давнишний мой прихожанин: жду, говорит, на трапезу обязательно. Что тут было делать? Пришлось идти, и вот только сейчас вернулся Я уж торопился — знаю, что вы ждете, да все равно опоздал. Сегодня я вам только сутры прочитаю, и сразу домой—с тем и пришел.
Прихожанин. Хорошо, что пожаловали. Пожалуйста, прочитайте сутры. Проходите.
М о н а х. Слушаюсь. Иду, иду. О, какое у вас благолепие царит! Я каждый раз поражаюсь, как красиво убран у вас алтарь.
Прихожанин. Ну что вы, какое там убран...
Монах. Что же, примемся за сутры. «И слышал я, что было так: однажды был Будда у ученика своего князя Субхуты в мире Трех тысяч Великой тысячи миров». Ах, какие прекрасные цветы вы мне в прошлый раз подарили!
Прихожанин. Да, да, вспоминаю. Что же, они вам па пользу пошли?
Монах. А как же! Как раз тогда в храм прихожане пришли, увидели они ваши цветы на алтаре и глаз отвести не могут. Очень хвалили.
Прихожанин. Я рад, что они вам пригодились.
Монах. Итак (продолжает читать сутру), «и поучал Будда, что благодеяния и подаяния ваши избавят вас от несчастий и продлят жизнь вашу». А что, эти цветы у вас в саду растут или вы их от кого-нибудь получили?
Прихожанин. Нет, они у меня в саду растут.
Монах. В таком случае, не подарите ли мне семян? Я их у себя посажу.
Прихожанин. Рад буду.
Монах. Смотрите не забудьте!
Прихожанин. Не беспокойтесь.
Монах (читает сутру). «Наму, Кяратано...» Ну вот, служба и окончена. Я пойду, вы приходите в наш храм почаще.
Прихожанин. Обязательно.
Монах. Оставайтесь с миром!
Прихожанин. Доброго вам пути, спасибо!
Монах [один]. Это что же такое? О подаянии он даже не заикнулся. А? Видать, забыл. А может быть, не дал потому, что я опоздал сегодня? Нет, нет, если не напомнить, так он и впредь не будет давать. Прочту-ка я ему проповедь и попробую получить свое. [Стучит.] Вы дома?
Прихожанин. Как, вы разве не ушли?
Монах. Ушел, да вспомнил: сколько раз хотел проповедь вам прочитать, а до сих пор так и не сделал этого. У вас сегодня есть время?
Прихожанин. Да, я свободен. Благодарю вас. Охотно выслушаю проповедь.
Монах. Тогда пойдемте
Прихожанин. Да, да, входите.
Монах. Что ж... Проповедь-то ничего особенного собой не представляет. Главное в ней — доказательство бренности жизни человеческой. А жизнь человека подобна вспышке молнии, утренней росе, искре, высекаемой из кремня, пламени свечи перед порывом ветра, нежному цветку-вьюнку. Ведь вьюнок, как вы, наверное, и сами знаете, очень недолговечное растение: распускается он рано утром, днем —увядает, а к вечеру совсем засыхает.
Прихожанин. Да, да, вы правы.
Монах. Но у цветка-вьюнка есть хоть одна радость: утром распуститься и ждать до вечера. А человек и того лишен. Столь мимолетна его жизнь, что, как говорят, выдохнуть-то успеешь, а на вдох и времени не остается.
Прихожанин. Ах, именно так.
Монах. И Будда учил, что если хочешь быть верным учению его, то отдай всего себя на служение вере да помогай монахам. И еще поучал он так: вот собираются тучи, начинается дождь и наступает время подаяния . Конечно, сразу вам всего этого, пожалуй, и не уразуметь. Попробую объяснить попроще. Ну, что значит быть верным учению Будды? Это значит соблюдать его учение, то есть не жалеть на украшение храмов и помогать монахам. А что значит помогать монахам? Это значит не жалеть на подаяние бедным монахам вроде меня. А отдать всего себя, или, как это пишется иероглифами, «бросить тело свое», совсем не значит броситься в омут, а значит отвергнуть суету мирскую и устремиться помыслами в будущую жизнь и ради этой будущей жизни не жалеть ни себя, ни жизни, ни богатства своего. Слова «вот собираются тучи, вот начинается дождь» говорят о делах мирских. К примеру так: решил ты такому-то человеку дать столько-то и вдруг пожалел и не дал. Вот когда душой твоей овладевает жадность, это и значит, что «собираются тучи и начинается дождь». Ну, точь-в-точь как ясное небо вдруг начинает заволакиваться темными тучами.
Прихожанин. Ваша правда.
Монах. Значит, уразумели?
Прихожанин. Еще бы не уразуметь.
Монах. Или вот сказал я: время мрака, время подаяния. Это значит — заволокло все небо и нет просвета. Но если дающий начнет давать полной горстью, а берущий — брать, то и наступит прояснение и будет всем хорошо. Благо, когда дающий да разумеет просящего. А иначе, что видит просящий? Он видит, что ему всегда что-нибудь давали, а сегодня вдруг забыли или пожалели подать, а это все равно, что принять на душу все грехи, какие есть на свете. Это же величайший грех, и ложится он не только на того, кто свершает его, но и на тех, кто дает, дает да вдруг и не даст. Вот поэтому я и говорю, что настало время мрака, значит, надо дать подаяние, и тогда снова засияет солнце. Ну вот и вся моя проповедь. Так заходите в храм, я вам еще не одну проповедь прочитаю. Как, уразумели?
Прихожанин. Еще бы, все уразумел.
Монах. Вот и хорошо, что уразумели. Так я пойду. Хотя, постойте, я еще кое-что вспомнил. В песне одной говорится:
«Вот встретились мы, и, кажется, все друг другу, сказали... А после прощанья вдруг видим — как много несказанных слов!»
А потому, если при встрече вы что-то забыли, то при расставании непременно подумайте, не забыли ли что сказать, не забыли ли что дать.
Прихожанин. Нет, ничего я не забыл. Вы уже уходите?
Монах. Да, ухожу, прощайте.
Прихожанин. Может быть, вином угостить?
Монах. Ах, ведь вы меня так давно знаете, разве я когда-нибудь к вину прикасался?
Прихожанин. О, совсем забыл.
Монах. Ну, я пошел.
Прихожанин. Пошли? Доброго вам пути.
Монах [один]. Да что же это такое?.. Уж я ему все уши прожужжал, почти прямо сказал, а ему все невдомек. Как же быть? А еще твердил: уразумел, уразумел, а что уразумел — и сам не знает. Неужели, я так ничего и не добьюсь? Нет, нет, надо на что-то решиться. Но если снова докучать ему, может неприятность получиться. Или уж отказаться от них? Плюнуть и забыть об этих несчастных десяти мон, будь они прокляты! Хм, да разве можно деньгами бросаться? Вот задача-то! Эх, думай не думай, а для бедного монаха не все равно — получить или не получить десять монет. Нет, надо как-то их добыть. Ага, придумал, нашел зацепку. [Стучит.] Вы дома? Вот странно...
Прихожанин. Ах, это опять вы, отец настоятель? Забыли что-нибудь?
Монах. Вот странно, помню, что когда я читал вам проповедь, на мне кэса была, помню, что я потом снял ее и положил, но куда она запропастилась, не знаю. Не оставил ли у вас?
Прихожанин. Право, не заметил. Давайте поищем.
Монах. Да она у меня приметная. Как-то раз я вернулся, не помню откуда, повесил ее на шест, а мышь на ней дырку прогрызла величиной с монетку, вроде тех десяти монеток, что бедному монаху то тут, то там всегда в виде подаяния дают. Увижу эту дырку величиной с монетку, какие монахам подают, думаю, надо непременно зашить, чтоб подаяния не лишиться, но до сих пор так и не собрался. Если найдете мою кэса, пришлите, пожалуйста. Ну, я пошел.
Прихожанин. Нет, постойте...
Монах. Слушаюсь.
Прихожанин [к публике]. Я ведь ему всегда подаю десять монет, а сегодня забыл и не подал, вот он под разными предлогами и возвращается. Послушайте, отец настоятель.
Монах. В чем дело?
Прихожанин. Виноват я! Совсем забыл про подношение, которое всегда даю вам. Получите его и отправляйтесь себе с миром.
М о н а х. Ах, вот вы что забыли.
Прихожанин. Да, совсем забыл.
Монах. О, какой вы честный человек! Но я сегодня вовсе и не собирался его получать, в другой раз все вместе отдадите. А сейчас я пойду.
Прихожанин. Нет, нет, если не дам вам подношения. на душе неспокойно будет. Обязательно возьмите.
М о н а х. И не уговаривайте, сегодня не возьму.
Прихожанин. Да почему же?
М о н а х. Я к вам раз, другой вернулся — то проповедь предложил, то вот кэса у вас забыл, а вы, может, подумали, что все это ради подношения? Сказал, не возьму, и не возьму.
Прихожанин. Да что вы, возьмите!
Монах. Нет, нет, пусть пока у вас останется.
Прихожанин. Да возьмите уж, пожалуйста. О, что я вижу! Ваша кэса нашлась?
Монах. Где? Ах, это? Вот как получилось хорошо!
Прихожанин. Что хорошо?
Монах. Да видите, как только вы подаяние мне предложили, так и кэса нашлась.
Прихожанин. Кто этому поверит? Ну прощай, иди себе!
Монах. Ах, как нехорошо получилось! Куда деваться от стыда!

Сноски

Мон — мелкая старинная монета в Японии.
Вместо «фусэй-но токи» — «время мрака» — монах произносит «фусэ-но токи» — «время подаяния», делая намек прихожанину.